Совсем другая история. Часть 3 (наконец-то романтика)
Надоем — скажете ;) история длинная. Начало: часть 1, часть 2 и кусочек
Вечер был тёмный — как обычно в октябрьское новолуние.
Антуан стоял под кустами у дороги на краю леса, смотрел на гаснувшие внизу огоньки Ронсевальеса и чувствовал себя идиотом. Ну какая барышня в такую пору решится выйти из дому, да ещё ради свидания с человеком, которого знала пару часов два года назад? Надо возвращаться домой, Тоб небось давно вернулся, Мама Анхель волнуется, где бродят под покровом тьмы её драгоценные мальчики… Он даже сделал шаг назад, но затем опять повернулся к деревне. Он вспоминал минувший приём — впрочем, ещё не закончившийся, наверное — и странное чувство безнадёжности и обречённости, которое испытал, увидев Инессу. Она изменилась. Стала ещё прекраснее, но красота была какая-то тревожная.
Она оставалась стройной и изящной, но такой бледной, словно перенесла тяжёлую болезнь. И этот странный взгляд родниковых глаз, словно умолявший о помощи… и этот прыщавый баронет рядом с ней… «Дама не танцует,» — цедит слова сквозь зубы, смотрит мимо, словно перед ним не граф, а овечий пастух! Да, хорошо, что Тоба там не было — он бы сразу засветил невеже по физиономии, а Антуану после пришлось бы присутствовать на дуэли. Такое бывало прежде, отчего-то все выскочки, пострадавшие от кулаков Тоба, полагали непреложной истиной, что справятся с ним будучи вооружены. Антуан усмехнулся. Его молочный брат научился стрелять в пятилетнем возрасте и попадал белке в глаз со ста шагов, а фехтованию его научила колониальная армия — и война, где очень быстро определяется степень мастерства. Сам граф дуэлей не любил, и полагал драку делом не особенно приятным — разве уж когда совсем некуда деваться. С оружием обращаться он умел, само собой, но предпочитал дипломатию. По опыту он успел узнать, что этим оружием можно добиться гораздо более значимых побед.
Нет, надо идти домой. Он вынул из кармана тонкий обломок слоновой кости: кусочек страницы старинной бальной книжечки, принадлежавшей прежде, вероятно, прабабушке Инессы. Четверть одиннадцатого, сегодня, у опушки Чёрного леса. Шутка, должно быть. И тут послышались шаги: торопливые и неловкие, Антуан обернулся на звук и увидел растрёпанную девушку.
Капюшон крестьянской шерстяной накидки свалился на плечи, ветер трепал длинные волосы — потому он и не сразу узнал Инессу, что видел её только тщательно причёсанной.
Она его не увидела, едва не пробежала мимо, но споткнулась о корень и испуганно вскрикнула, когда он подхватил её, не позволив упасть.
— Вы… это вы! — выдохнула она, — Как вы меня напугали!
— Но разве не мне вы назначили здесь быть в это время?
— Вам. Только… я почему-то думала, что вы не придёте.
Она вся дрожала, и Антуан расстегнул куртку, обняв девушку и пытаясь согреть вместе с этим нелепым плащом.
Инесса не отстранилась, как того требовал бы этикет, а наоборот, так прильнула к нему, что все разумные мысли разом вылетели у графа из головы.
— Я так ждала… пока вас не было… — казалось, она вот-вот заплачет.
— Я тоже думал о вас, — ответил он суше, чем собирался, потому что голос внезапно сел, видно сказалось торчание на холодном ветру, — И, признаться, ничего не понимаю. Вам нужна помощь, сеньорита Инесса?
— Да, наверное. Я не знаю! Всё так запуталось! Я даже не знаю, с чего начать рассказывать.
— Начните сначала, — посоветовал Антуан, вспомнив любимый совет Тоба, — с нашей встречи два года назад — ведь я с тех пор не имел о вас никаких вестей, а между тем вижу, что с вами за это время много чего случилось.
— Да. Да, правда — я всё время забываю, что вы были далеко… тот нелепый разговор на балу…
— Отчего же? Мне он не показался нелепым, хотя мысли вы высказывали, прямо скажем, необычные. Но я и тогда не возражал, и мало что могу возразить сейчас.
— Ну… вы очень снисходительны. Вы уехали, а я… полтора года назад у меня умер отец.
— Соболезную.
— Спасибо. Мама… моя мать очень… строгая женщина. Главой семьи должен быть мужчина, а незамужние дочери не имеют ни своего мнения, ни права таковое высказывать. И она сочла меня достаточно взрослой для замужества.
— А это не так?
— Мне девятнадцать, если вы о возрасте. И баронет Катро — мой жених.
— Вот как.
— И я его не люблю! Я ненавижу его, как только можно ненавидеть!
— Вы хотите попросить меня убить его? — заинтересовался Антуан, почему-то в этот момент вспомнивший своего отца, категорический запрет общаться с Тобом и Мамой Анхель, Военную Академию, колониальную армию и полевой госпиталь. Ему было знакомо чувство, сквозившее в словах и голосе Инессы — беспросветное отчаяние.
— Нет, что вы! — она отшатнулась и упала бы, если бы он её не держал, — Просто я думала… я спрашивала о вас… вы редко подолгу бываете дома, и наверное скоро опять уедете?
— Да, скоро — через месяц, может, раньше.
— Я хотела попросить вас проводить меня до столицы, там у меня тётя, сестра отца…
— И там вас стали бы искать в первую очередь. Может быть… — его посетила совершенно безумная мысль, — Что если вам просто уехать?
— Просто? Куда?
— Со мной. То есть… я понимаю, как это звучит, но ничего такого я не имею в виду! То есть нет, имею, конечно. Вон там видите огонёк? Это церковь. Тамошний предстоятель мой духовник, хороший человек, хронический полуночник и безнадёжный романтик. Идёмте к нему — у него наверняка есть горячий кофе и добрый совет!
— Но, ваше сиятельство…
— Тан. Близкие друзья называют меня Тан. Вообще-то я Антуан, но в детстве своё имя не выговаривал как следует… идёмте, Инесса, а то вы превратитесь в ледышку!
Они спустились с холма. Под начинающимся дождём разминулись с кутающимся в плащ всадником, тоже не особенно их рассмотревшим, и вошли в слабо освещённую церковь.
Продолжение следует. Тёмные фото сделаны так специально, потому что в лесу в октябрьское новолуние темно, как в… подвале замка. Но я не удержалась и разок воспользовалась вспышкой:
Они так друг на друга смотрят…
дальше
Вечер был тёмный — как обычно в октябрьское новолуние.
Антуан стоял под кустами у дороги на краю леса, смотрел на гаснувшие внизу огоньки Ронсевальеса и чувствовал себя идиотом. Ну какая барышня в такую пору решится выйти из дому, да ещё ради свидания с человеком, которого знала пару часов два года назад? Надо возвращаться домой, Тоб небось давно вернулся, Мама Анхель волнуется, где бродят под покровом тьмы её драгоценные мальчики… Он даже сделал шаг назад, но затем опять повернулся к деревне. Он вспоминал минувший приём — впрочем, ещё не закончившийся, наверное — и странное чувство безнадёжности и обречённости, которое испытал, увидев Инессу. Она изменилась. Стала ещё прекраснее, но красота была какая-то тревожная.
Она оставалась стройной и изящной, но такой бледной, словно перенесла тяжёлую болезнь. И этот странный взгляд родниковых глаз, словно умолявший о помощи… и этот прыщавый баронет рядом с ней… «Дама не танцует,» — цедит слова сквозь зубы, смотрит мимо, словно перед ним не граф, а овечий пастух! Да, хорошо, что Тоба там не было — он бы сразу засветил невеже по физиономии, а Антуану после пришлось бы присутствовать на дуэли. Такое бывало прежде, отчего-то все выскочки, пострадавшие от кулаков Тоба, полагали непреложной истиной, что справятся с ним будучи вооружены. Антуан усмехнулся. Его молочный брат научился стрелять в пятилетнем возрасте и попадал белке в глаз со ста шагов, а фехтованию его научила колониальная армия — и война, где очень быстро определяется степень мастерства. Сам граф дуэлей не любил, и полагал драку делом не особенно приятным — разве уж когда совсем некуда деваться. С оружием обращаться он умел, само собой, но предпочитал дипломатию. По опыту он успел узнать, что этим оружием можно добиться гораздо более значимых побед.
Нет, надо идти домой. Он вынул из кармана тонкий обломок слоновой кости: кусочек страницы старинной бальной книжечки, принадлежавшей прежде, вероятно, прабабушке Инессы. Четверть одиннадцатого, сегодня, у опушки Чёрного леса. Шутка, должно быть. И тут послышались шаги: торопливые и неловкие, Антуан обернулся на звук и увидел растрёпанную девушку.
Капюшон крестьянской шерстяной накидки свалился на плечи, ветер трепал длинные волосы — потому он и не сразу узнал Инессу, что видел её только тщательно причёсанной.
Она его не увидела, едва не пробежала мимо, но споткнулась о корень и испуганно вскрикнула, когда он подхватил её, не позволив упасть.
— Вы… это вы! — выдохнула она, — Как вы меня напугали!
— Но разве не мне вы назначили здесь быть в это время?
— Вам. Только… я почему-то думала, что вы не придёте.
Она вся дрожала, и Антуан расстегнул куртку, обняв девушку и пытаясь согреть вместе с этим нелепым плащом.
Инесса не отстранилась, как того требовал бы этикет, а наоборот, так прильнула к нему, что все разумные мысли разом вылетели у графа из головы.
— Я так ждала… пока вас не было… — казалось, она вот-вот заплачет.
— Я тоже думал о вас, — ответил он суше, чем собирался, потому что голос внезапно сел, видно сказалось торчание на холодном ветру, — И, признаться, ничего не понимаю. Вам нужна помощь, сеньорита Инесса?
— Да, наверное. Я не знаю! Всё так запуталось! Я даже не знаю, с чего начать рассказывать.
— Начните сначала, — посоветовал Антуан, вспомнив любимый совет Тоба, — с нашей встречи два года назад — ведь я с тех пор не имел о вас никаких вестей, а между тем вижу, что с вами за это время много чего случилось.
— Да. Да, правда — я всё время забываю, что вы были далеко… тот нелепый разговор на балу…
— Отчего же? Мне он не показался нелепым, хотя мысли вы высказывали, прямо скажем, необычные. Но я и тогда не возражал, и мало что могу возразить сейчас.
— Ну… вы очень снисходительны. Вы уехали, а я… полтора года назад у меня умер отец.
— Соболезную.
— Спасибо. Мама… моя мать очень… строгая женщина. Главой семьи должен быть мужчина, а незамужние дочери не имеют ни своего мнения, ни права таковое высказывать. И она сочла меня достаточно взрослой для замужества.
— А это не так?
— Мне девятнадцать, если вы о возрасте. И баронет Катро — мой жених.
— Вот как.
— И я его не люблю! Я ненавижу его, как только можно ненавидеть!
— Вы хотите попросить меня убить его? — заинтересовался Антуан, почему-то в этот момент вспомнивший своего отца, категорический запрет общаться с Тобом и Мамой Анхель, Военную Академию, колониальную армию и полевой госпиталь. Ему было знакомо чувство, сквозившее в словах и голосе Инессы — беспросветное отчаяние.
— Нет, что вы! — она отшатнулась и упала бы, если бы он её не держал, — Просто я думала… я спрашивала о вас… вы редко подолгу бываете дома, и наверное скоро опять уедете?
— Да, скоро — через месяц, может, раньше.
— Я хотела попросить вас проводить меня до столицы, там у меня тётя, сестра отца…
— И там вас стали бы искать в первую очередь. Может быть… — его посетила совершенно безумная мысль, — Что если вам просто уехать?
— Просто? Куда?
— Со мной. То есть… я понимаю, как это звучит, но ничего такого я не имею в виду! То есть нет, имею, конечно. Вон там видите огонёк? Это церковь. Тамошний предстоятель мой духовник, хороший человек, хронический полуночник и безнадёжный романтик. Идёмте к нему — у него наверняка есть горячий кофе и добрый совет!
— Но, ваше сиятельство…
— Тан. Близкие друзья называют меня Тан. Вообще-то я Антуан, но в детстве своё имя не выговаривал как следует… идёмте, Инесса, а то вы превратитесь в ледышку!
Они спустились с холма. Под начинающимся дождём разминулись с кутающимся в плащ всадником, тоже не особенно их рассмотревшим, и вошли в слабо освещённую церковь.
Продолжение следует. Тёмные фото сделаны так специально, потому что в лесу в октябрьское новолуние темно, как в… подвале замка. Но я не удержалась и разок воспользовалась вспышкой:
Они так друг на друга смотрят…
дальше
Обсуждение (31)
Не, я так сочинить не могу. Мне так слабо.
Думаю если фото будет одинаковых гораздо меньше, то всё равно скучнее ваша новелла не станет :)
Сюжет главное! :) Класс!!!
Понемногу читаю между «каторжными работами» и радуюсь: читается легко и увлекательно, кратко, но ёмко :)))
обнимаетсяразговаривает с деревом…сюжет закручивается лихо, интересно чем же всё закончится) Анна, вам желаю творческого вдохновения)) эта история меня очень радует)) прошу дайте знак, если комменты мои чересчур…
Тан — один из моих любимых напитков!)