author-avatar
Мария Титарчук

Любимый немец. Глава 18, часть 2

Всем здравствуйте! Первая часть 18 главы здесь:
babiki.ru/blog/proba-pera/155899.html
ВНИМАНИЕ! Во избежание недоразумений, произведение по содержанию относится к разряду 18+ и в нем есть соответствующие иллюстрации. Всех несогласных, несовершеннолетних, а также лиц с тонкой психикой убедительная просьба проходить мимо.

* * *

Евгений Каминский, перевернув последнюю страницу дневника Карла Вебера, с облегчением перевел дух. Несколько минут молодой писатель просидел, словно в столбняке, не зная, каким темным богам, кроме Тиамат, естественно, молиться за ниспосланную ему грандиозную удачу.
… Потрепанную тетрадку, уже могущую вполне потянуть на антиквариат, Евгений обнаружил в своем дорожном саквояже буквально вчера, перебирая привезенные с собой в Германию бумаги. Видимо, он случайно прихватил тетрадь вместе с распечатками во время своего последнего перед отъездом визита к Веберам.
Карл Вебер оказался прекрасным рассказчиком. Однако больше всего прочего, молодого человека заинтересовал один прелюбопытный эпизод.
Друг герра Вебера, некто Рудольф Райхенау, наотрез отказался брать в жены некую Эльзу (по русскому паспорту Елизавету) Литвинову в 1914 году. Неудачное сватовство состоялось в конце июля, всего неделю спустя после их знакомства. А первого августа грянула война, аналогов которой еще не было во всей истории человечества. В ноябре этого же года Рудольф все-таки женился на Анне Шмидт, добропорядочной немецкой фройляйн, своей подруге детства. Детей у пары не было долго, около десяти лет. Поэтому когда весной 1924 года Анна воспроизвела на свет первенца, радости семейства Райхенау не было конца.
Счастливый отец к этому времени напрочь забыл об Эльзе Литвиновой, странной и загадочной русской эмигрантке, которая ни разу (!) не была на церковной службе, и вместо нательного крестика носила, не снимая, коричневую ракушку в виде спирали.

А зря.
Гром грянул внезапно, когда Курту стукнуло шестнадцать.

Солнечный, ясный день восьмого апреля начался просто прекрасно. День рождения сына решили отмечать на природе, в загородном доме, с музыкой и танцами. И множеством гостей, разумеется, тоже.
Приглашенных оказалось и вправду много, в основном, школьные друзья Курта. Анна и Рудольф не особо удивились, насчитав в довольно большой, «мужской» компании всего несколько девочек. Их сын был еще слишком юн, по их разумению, для сколько-нибудь серьезных отношений, да и ему следовало думать об учебе, а не о подружках. К тому же, гостя, который несколько не вписывался в подростковую аудиторию, чета Райхенау, занятая праздничными хлопотами, заметила не сразу.

— Руди, кто это? – обратилась Анна к мужу, забирая со стола поднос с прохладительными напитками: вечеринка вошла в активную, решающую фазу, а горничная Габриэль совсем сбивалась с ног.
Молодой человек лет двадцати пяти с фотоаппаратом показался ей смутно знакомым.
— Это Рафаэль Кнабе, военный корреспондент, meine Liebe, — усмехнулся Рудольф. – Одиозная личность. Про него поговаривают, что он формально приписан к одной из дивизий СС.
— Интересно, что он забыл на нашем празднике жизни?
— Думаю, его пригласил Курт, дорогая. Не стоит волноваться. Рафаэль – самый лучший фотограф во всем Берлине.
Тем временем герр Кнабе, словно почувствовав, что хозяева дома заинтересовались его персоной, поспешил затеряться в толпе празднующих. Почти до конца вечеринки молодого фотографа никто (!) не видел.

«Ниндзя хренов. Вероятно, он и вправду из СС», — с неудовольствием думал Рудольф Райхенау, ощущая некую нарастающую, безотчетную тревогу. Однако не зря ведь говорят: волны Хроноса не повернешь вспять, а водну и ту же реку не войти дважды.
День 8 апреля 1940 года стал для семьи Райхенау началом конца.
… Около полуночи Рудольфу Райхенау приспичило покурить на веранде. Хозяин фазенды даже не успел как следует затянуться, когда услышал из глубины собственного сада голоса и смех. И то были не гости, которые давным-давно ушли.
Решив, что перестраховка все же не будет лишней, герр Райхенау спустился вниз, достал из сейфа свой «Вальтер» и бесшумно выскользнул на улицу, совершенно не думая, что он будет объяснять жене, если та проснется и, не обнаружив супруга рядом, случайно выглянет в окно, или Габриэль, которая страдала легкой формой сомнамбулизма и иногда ходила во сне.
…Увиденное стало для Рудольфа самым жутким кошмаром наяву. Кошмаром, который воплотился в жизнь после его визита в «Салон предсказаний мамы Мерилин».

Тогда в ответ на один-единственный вопрос, что ожидает его семью в будущем, он вытащил из колоды Старший аркан Таро «Луна». Герр Райхенау повел себя крайне неучтиво. Он положил деньги на черное сукно, испещренное какими-то зловещими, каббалистическими символами (от них самих веяло колдовством и магией за версту!), встал и ушел, не дожидаясь предсказания. Ему и так отчего-то все стало понятно.
По дороге домой Рудольф думал об Эльзе Литвиновой.

Он и сам тогда не знал толком, отчего перепугался до отключки, впервые столкнувшись на благотворительном балу в городской ратуше летом 1914 года, накануне войны, изменившей весь ход истории, с роковой русской красавицей, которую, как оказалось, невозможно забыть. И теперь он, Рудольф Михаэль Райхенау, отец и примерный семьянин, расплачивался сполна за нанесенную некогда обиду.
Видимо, женщины и слоны и вправду ничего не забывают. И не прощают.
Полная луна скрылась сред рваных облаков, но это внезапное исчезновение ночного светила не могло объяснить весьма необычного оптического эффекта. Сад окутала тьма, однако то были вовсе не сумерки. Казалось, гигантский осьминог выпустил свое чернильное облако. Тьма клубилась и скручивалась в кольца.Тьма была живой и осязаемой.

Постепенно она начала редеть и рассеиваться, впрочем, не совсем, оставляя на траве причудливо изогнутые нити-щупальца, ведущие в глубину приусадебного участка Райхенау, откуда все еще доносились голоса и смех. И Рудольф осторожно двинулся на источник звука.
… Луна снова показалась из-за туч, заливая сад своим призрачным сиянием, и герр Райхенау вздрогнул, как от удара плетью.

Его единственный сын Курт был в этот час не один. В его спутнике Рудольф узнал Рафаэля Кнабе. Далее все напоминало довольно нашумевший, сюрреалистический фильм «Андалузский пес», за одним-единственным исключением.
В нем мужчины не любили друг друга.

Фотограф, не стесняясь, отвечал на неловкие и неумелые ласки своего возлюбленного.

Иногда молодые люди прерывали свои далеко не платонические поцелуи, чтобы потереться носами, звонко и весело смеясь.

Судя по всему, проделывали они подобное не в первый раз, так как некоторое время уже состояли в довольно близских отношениях.
Рудольфа Райхенау прошиб ледяной пот. Отец Курта замер на месте в тени раскидистой яблони, словно жена Лота, не в силах пошевелиться. «Mein Gott, почему именно с нами? Когда? Как?» — мысли носились в воспаленной голове, словно ошпаренные белки.
И как раз в этот критический момент Рудольф понял, что в саду есть кто-то четвертый… «Габриэль! Или Анна… Господи, умоляю, только не это… Какой позор на наши седины!».
Однако тонкий, едва уловимый аромат, возвестивший о прибытии незванной, полуночной гостьи, не принадлежал никому из его домашних. И в то же время был смутно знаком.

Так пахла роса, выпавшая в самый темный час Черной ночи человеческой души. У нее был аромат слез падших ангелов, горькой полыни, выросшей на могилах грешников, и преисподней.
— Warum hast du gekommen, Elza? (нем. Почему ты пришла, Эльза?) – одними губами спросил герр Райхенау, удивившись собственному голосу: настолько он был надтреснутым и чужим.
— Seine Familie ist tot (нем. Твоя семья мертва).
— Как это? – герр Райхенау похолодел. Больше всего ему хотелось две вещи: придушить Эльзу и отходить как следует ремнем по заднице юного негодника Курта, который абсолютно без зазрения совести терся носом о щеку парня, старше его самого на целых 9 (!) лет. «Mein Gott, я не о том сейчас думаю…». Однако ни крикнуть, ни пошевелиться он не мог.
— Твой род по мужской линии угаснет, Рудольф. Думаю, не стоит объяснять, почему, ты и сам прекрасно все видишь. Сперва, признаюсь, когда ты отказал мне, я хотела стереть тебя с лица земли, но Тьма милостива ко всем своим блудным детям, и я придумала наказание, которое хуже смерти.

И мое проклятие отменит только жертвоприношение особого рода…

— Сгинь, изыди, — потрясенно прошептал Рудольф. «Вальтер» мягко упал из ослабевших пальцев в траву.
… Морок внезапно рассеялся, и в следующую секунду герр Райхенау ловко, как кот, ухватил одной рукой Курта за ухо, а другой отвесил Рафаэлю довольно тяжелый, увесистый подзатыльник.

У фотографа носом пошла кровь.
— Vater, перестань! – взвыл юноша.
— Спать, — тоном, не терпящим возражений, объявил Рудольф, подталкивая сына к дому. – Утром поговорим.
Morgen (нем. Утро) выдалось в доме Райхенау не из легких. Перво-наперво Курт был выпорот как следует, а уж после экзекуции побагровевший от негодования отец семейства прояснил суть вопроса, опустив кое-какие черезчур щекотливые и необъяснимые, малопонятные моменты, к коим относилось, например, внезапное появление Эльзы Литвиновой спустя столько лет.

Анна Райхенау плакала и билась в истерике, однако Рудольф остался непоколебим, заявив, что не потерпит содомии в собственном доме. А посему, сдав экзамены экстерном и досрочно закончив школу, Курт отправился учиться в закрытую военную академию. «Nicht veinen, Anna (нем. Не плачь, Анна.) Обучение ратному делу выбъет у мальчика из головы всю дурь», — успокаивал Рудольф рыдающую супругу, совсем не будучи, правда, до конца уверенным в последнем. И попал пальцем в небо.

Курт Райхенау из академии домой не вернулся, дернув на фронт, в действующий вермахт.
— Teufel! (нем. Черт!) – с чувством выругался Рудольф, судорожно скомкав сбивчивое, сумбурное и бестолковое письмо сына. Дело наверняка не обошлось без родного братца.

Рудольф и Гюнтер почти не общались, так как после 1933 года оказались по разные стороны баррикад. Однако беда, судя по всему, пришла оттуда, откуда ее совсем не ждали. Дядя Гюгтер, будучи человеком весьма свободных, либеральных нравов, сквозь пальцы смотрел на сомнительное увлечение племянника, всячески потакая ему.

Иначе как объяснить то, что Курт и Рафаэль все-таки снова встретились? И основательно промыл юноше мозги…
«Mein Gott, как же я погорячился! Не нужно было отдавать мальчика в эту проклятую академию. Посидел бы под домашним арестом с полгодика…».
Но совершенного уже было не воротить. Жизнь – не кинолента, и ее не отмотаешь обратно. А ведь многое можно было изменить. Рудольф Райхенау вспомнил об Эльзе Литвиновой и о ее более чем странном проклятии на закате своих дней, когда его родной внук Франц (Анна умудрилась уже после сорока родить ему дочь) привел в дом незнакомого парня…

«Это же то, что доктор прописал!» — Евгений вобнимку с заветной тетрадкой кружился и танцевал по комнате, и даже начал напевать себе под нос из «Лакримозы». Зв этим занятием его застала Ксения Вебер.
— Эжен, ты в порядке? Может, тебе стоило отлежаться хотя бы денек, а? Ты же все-таки схлопотал глубокий обморок посреди бела дня…
— Я прекрасно себя чувствую, Ксю. Прекрасней, чем когда-либо, — заверил подругу детства писатель, немного успокоившись и поспешно запихнул свою «находку века» в один из ящиков стола-секретера.
— Дай, угадаю, Эдгар По. У тебя снова третий глаз открылся, — лукаво улыбнулась Ксюша, пытаясь прогнать от себя ненужные и тревожные мысли.
— Лучше, Ксюшенька. Я нашел Ключ ко всему написанному и еще не написанному, понимаешь? Это будет литературная бомба, вот увидишь, — сбивчиво проговорил Евгений, мягко подталкивая девушку к двери.

— Ага. Хиросима и Нагасаки. Удачи тебе, любимец муз, — растерянно пробормотала Ксения Вебер уже в коридоре. «Он опять что-то пишет. И черт меня побери, если в ближайшее время что-нибудь да не произойдет!».

(Продолжение следует)
  • Кнопочка

    Ямогу: Добро пожаловать на мою страничку! Меня зовут Анна и я шью одежду для кукол Дисней аниматорс, Готц и Паола Рейна

  • Robin (Robin370)

    Ямогу: Предлагаю услуги по мейкапу для кукол БЖД и других форматов. Могу сделать проклейку, перетяжку, дополнительные пропилы для улучшения подвижности. Также шью одежду, в основном на бжд.

Обсуждение (1)

Что тут сказать, смотрела только картинки. Видимо надо проходить мимо.