author-avatar
Нита

Витражная сказка 1

Это таки случилось. Не прошло и трех лет (а прошло всего-то каких-то два), как я ее дописала. Ту самую сказку, что начинала когда-то тут, про Женьку. И, хотя старые записи так и лежат где-то среди моих публикаций, я ее закину заново, с начала. Поскольку и текст успел слегка измениться, и некоторые фотки. Сразу скажу, что не получилось того, что было задумано. Тот самый случай, когда герои сказки сами решают, чего они хотят, и что будут делать, а что нет. Ну… как вышло.
Только вот фоток пока не много. Текста гораздо больше. Постепенно, вероятно, я это исправлю. Тогда выложу новые фотки отдельным постом. А пока — так.

Витражная сказка

Женя и Жека
— Оля, я на велике! — это уже в прихожей, уже открывая дверь, и выкатывая «педального коня» на площадку. И не дожидаясь ответа — бряк-дзынь по ступеням, скатывая велосипед вниз. Только дверь хлопнула, отсека от Женьки так и неуслышанное: «Угу...». Или, может: «Постой, куда ты? Ведь поздно!». Хотя — вряд ли. Вот мама бы да, не пустила. А для тети Ольги 9 вечера летом — время детское. И то, что племянница собирается покататься по улицам маленького, но незнакомого городка, вообще не повод отрываться от компа. Что ж, Женьку вполне устраивала эта неожиданно свалившаяся на нее, очень «домашнюю» девочку, свобода. Толкнув коленом дверь, она одновременно накинула на голову капюшон курточки, и тот скрыл ее почти до глаз…
…и вместо застенчивой девочки Жени на двор шагнул немногословный, но решительный Жека. С хмурым взглядом зеленых глаз из-под слишком густых и слишком темных для рыжего ресниц. По-хозяйски огляделся, словно знал этот двор всю жизнь. И неторопливо перекинул ногу через раму, сразу как-то сливаясь с великом в одно существо и беря разгон. Несколько пацанят помладше завистливо проводили его взглядом: Жека, по их мнению, был великолепен. Причем настолько, что подходить к нему можно было только по какому-то важному делу. А никаких дел у мальков, понятно, не было. Впрочем, один из них все же поднялся, оседлал велик. И, оттолкнувшись ногой, поехал следом.

Мальчишка ехал как бы сам по себе, часто отставал, теряясь на узких улочках, которые, видимо, знал гораздо лучше «новенькой», и мог где-то «срезать» угол. Велик-то у него был совсем детский, и держать заданный девочкой темп удавалось с трудом. Поэтому Женька не сразу заметила за собой «хвост». Она крутила педали, наслаждалась ощущение почти полета на узкой, идущей под уклон, почти не освещенной улочке. И думала о том, что попала в довольно-таки глупую ситуацию. Да-да, именно так и думала: «довольно-таки глупо». Жека, тот бы выразился короче: «по-идиотски все вышло». Но, когда никого не было рядом, этот нахальный пацан словно бы засыпал, и Женька о нем почти не вспоминала. Становясь собой.
О Жеке стоит рассказать подробней. Появился почти сразу, как девочка приехала. Нет-нет, у нее не было раздвоения личности, в нее никто не вселялся, и никакая фантастика или мистика были не причем. Просто в тот самый день, когда она, как и положена самостоятельному человеку 13 лет, в гордом одиночестве тащилась к тетиному дому от вокзала, толкая рядом с собой велик (угораздило ж пробить шину!) и сгибаясь под тяжестью рюкзака (вещей-то нужно было не на 3 дня взять, а на все лето!), пошел дождь. Конечно, она тут же накинула капюшон спортивной курточки. Женька вообще любила «таскать» одежду у старшего брата, тот был невысоким, хоть и старше на 3 года. И его вещи сидели на ней чуть мешковато, делая похожей на не слишком ухоженного мальчишку. Эта вот привычка и сыграла с ней злую шутку.
Сердитые глаза, мальчишеская одежда, скрытые капюшоном курточки косички и имя, которое она выговорила голосом, хриплым от смущения и легкой, подхваченной в сквозняках поезда, простуды: «Женя». Всего этого оказалось достаточно, что бы паренек лет 15, окликнувший ее от крыльца: «Эй, звать как?» понятливо кивнул:
— Жека, значит. Шину пробил? А ты к кому тут? А я твой сосед, выходит. Ну, ты выходи потом, подклеим колесо твое.

Парень говорил лениво и уверенно, негромко — как человек, привыкший, что его слушают, не перебивая. В трех шагах, приоткрыв рты, ему внимали, вместе с Женькой, несколько «мальков» лет семи. И она поняла, что в этом уютном дворе он главный. Среди мальчишек, конечно. А девчонок пока что-то и вовсе не было видно.
Женька с роду не разговаривала с мальчишками. Даже в классе. Не считать же разговорами фразы типа: «Дай тетрадь, домашку сдуть» или «Вот как дам пеналом по голове»? И сейчас скованно кивнула, поскорей юркнув в подъезд. И уж там, под прикрытием тяжелой двери, сыто клацнувшей магнитным замком, отдышалась. Так, словно только что избежала серьезной опасности. Конечно, никуда она выходить не собиралась!
То есть… нет, сначала точно не собиралась. Однако, таща велик по ступенькам вверх, крепко задумалась: шину-то и правда было надо клеить, а она никого тут не знала, и сама не умела. Пришлось выйти, хотя получилось это и не сразу. Скорее всего, «сразу» ее никто и не ждал. Всем же понятно, что человек только приехал. А, значит, нужно вытерпеть все положенные родственные нежности, съесть непременный торжественный обед, разобрать вещи (словно им в рюкзаке плохо лежится… взрослые такие странные).
В общем, вечером Женька вышла. Натянув по самые уши кепку, что скрыли ее рыжие косички. Сказать правду об ошибке Дану (от имени Данька, что ли?) она не решилась. А от неловкости и от смущения почему-то не зажалась, как обычно, а ударилась в другую крайность: стала Жекой. Самоуверенным мальчишкой, которому «море по колено». И сама удивлялась, как уверено и насмешливо звучит ее хрипловатый от легкой простуды голос. И очень быстро, причем без малейшего труда, она получила в этом незнакомом дворе то, чего не имела дома: уважение и хорошую компанию.
Ну, конечно, уважение появилось не сразу. Как и доверие. И причиной тут стали вовсе не имя да уверенно-насмешливый голос, а Женькины умелые пальцы. Компания мастерила в гараже что-то сложное, из трех великов и кучи дополнительных седел, звонков, фонариков и клаксонов. Ее пустили в «святилище» для, так сказать, обще развивающей экскурсии. Но как-то так само собой оказалось, что она почти сразу «влезла» в работу. Отобрав у мальчишек не гаечные ключи или отвертки, а… краски.
Да, рождающееся в сарайчике четырехколесное чудовище звали ласково: «Горыней». Видимо, по числу голов основных седоков. И этот «педальный дракон» должен был быть соответствующим образом размалеван: весь, включая седла, в чешуе, а впереди морда с глазами-фарами. И небольшие жестяные жетончики, похожие на геральдические щиты (по одному на велосипед) тоже нужно было расписать драконами, и сумки для инструментов, и бутылки для воды… в общем, работы хватало. И у Женьки (у Жеки!) она получалась. Хорошо получалась. Гораздо лучше, чем у других. Тут надо сказать, что с красками она не расставалась с детства: и мама, и ее сестра тетушка Ольга, были художницами. После смерти Женькиного отца они долго жили вместе, так что выжатые тюбики масляных красок и почти пустые баночки из-под акрила, обломки пастельных мелков и акварельные карандаши – все это было Женькиными игрушками. И этим ярким «мусором» был завален весь дом. Да и кисточку отыскать труда не составляло. Женька никогда даже и не думала, что рисовать – это сложно. Что этому нужно учиться. Она просто играла.
А теперь эти вот навыки сослужили ей добрую службу. Верней. Жеке сослужили: почти готовый Горыня под его руками буквально оживал. Он золотился чешуей, и грозил стать самым примечательным из самодельных великов на велопараде, который должен был начаться через пару недель в областном центре.
Но, конечно, Жека не только сидел в мастерской. Вместе с «драконьей стаей» носился он по улочкам города, лихо скатываясь но тропинкам откосов то к реке, то к старому кладбищу. И в этом было особое удовольствие — ощущать себя частью стаи. Такой же стремительной, бесстрашной, свободной. Так же сросшейся с великом в единое существо.
Особенно же Жеку зауважали, когда выяснилось, что он совершенно не боится крови — ни своей, ни чужой. Случилось это, года маленький Ленька кувыркнулся через руль. Переднее колесо его велика ударилось о натянутый тонкий тросик, которого никто не заметил. Мальчишка сидел в траве, роняя крупные слезы и не менее крупные капли крови из разобранной о корень ладони. Пока «стая», чертыхаясь, спешивалась, Жека бросил свой велик в обход тросика, в кусты. Ободрался в колючках, но был рядом с мальком первым. Со звоном кинул велик на землю. Достал из сумочки, болтавшейся под рамой, аптечку. И умело обработал и забинтовал Ленчику и ладонь, и сбитые колени с локтями:
— Не реви, ты теперь как рыцарь в белоснежной броне!
Ленчик несмело улыбался сквозь слезы — сравнение вышло удачным. Во всяком случае, ему было так же трудно теперь сгибать и разгибать руки и ноги, как закованному в латы рыцарю.
— А сам? Глянь, как исцарапался?
— А, заживет…
Вроде бы и пустячный был случай, а что-то изменилось в отношении к ней ребят. И чувствовал Жека после этого себя среди них совершенно своим.

Все это случилось с неделю назад. И еще неделя оставалась до велопарада. Женька тревожилась. Она понимала, что вечно прятать свою тайну она не сможет, и отчаянно хотела только одного: пусть ее разоблачат после парада, а не до! Потому что уж конечно обман обидит дружную компанию, к которой с ее легкой руки приросло название «Драконята». Узнав правду, мальчишки вряд ли с ней «водиться» и дальше. А прокатиться на Горыне хотелось очень. Ну, все-таки в его создании была частичка и ее труда. Кстати, теперь она и камеры умела клеить, и вообще о ремонте велика узнала за эту дни столько, что теперь ощущала себя со своей «лошадкой» куда более уверенно.
Белоручек в гараже не терпели, Дан разрешал приходить в это уютное местечко только тем, кто был готов поработать руками. Тут постоянно чинились, отмывались или красились чьи-то велосипеды, а старшие ребята даже возились с двумя старенькими мотоциклами. Вызывая жгучую зависть у малышни. Впрочем, мальков никто не гонял – смотреть разрешалось всем, лишь бы лапы не тянули да под руку не болтали. На вопрос по делу Дан всегда отвечал, причем заметно было, что учить других, даже самых сопливых мальков, ему было не менее интересно, чем возится с техникой.
Он вообще оказался хорошим вожаком. Грубоватый, прямолинейный и ехидный, он, тем не менее, никогда не забывал поинтересоваться, что там случилось с членами его стаи, если те вдруг пропадали на день-два. А если у кого-то особенно хорошо получалось какое-то дело, то Данькина ладонь ложилась на макушку счастливчика, чтобы ласково растрепать волосы. Малышня от такого млела, напоминая котят. Но и те, что постарше, радовались. Один раз потянулась его ладонь и к Женьке, и ее сердце тюкнуло невпопад. Она потом сама не понимала, от испуга, что сейчас с нее снимут кепку, или… от чего-то другого. Но Жека во-время пришел на помощь, и качнул головой, не уворачиваясь, но давая понять: не нужно. И Дан больше никогда не повторял попытку, молчаливо признавая Жеку если и не равным старшим, то вроде того.
В общем, не хотелось Женьке терять ни этих людей, ни это место. Тут и правда было уютно: кроме техники и инструментов в гараж поместился и старенький диван, и видавшее виды продавленное кресло. И даже гамак (за право покачаться на котором вечно спорили мальки). Тут был электрический чайник и шкафчик с чашками, заваркой, пряниками. В общем, как иногда пели под гитару (что жила тут же, в гараже – висела на стенке) по вечерам: «Что для жизни надо – все есть. Чего нету – значит, пустяк. Решено, мы жить будем здесь. Решено, мы жить будем так…»
Все чаще Женька задумывалась о том, что приняли бы ее тут и девочкой. Даже не помешала бы извечная ее зажатость, стеснительность. Но все уже сложилось так, как сложилось. И этого было не изменить. Ну откуда было ей знать, что она тут найдет друзей? Свою стаю? Она шла-то всего лишь колесо велику заклеить.
А теперь приходилось длить начатую случайно игру. Потому что не хотелось снова становится «белой вороной». И тихая, домашняя девочка Женя упорно играла роль самоуверенного уличного мальчишки. Надеясь на непонятное чудо, что спасет ее от разоблачения.
А иногда ей казалось, что никакая это и не роль. Что она и правда становится Жекой.
Ее «крысиные» косички давно были расплетены, а прическа стала покороче, она все же до сих пор уверенней себя чувствовала, натягивая капюшон или, хотя бы, братову кепку с огромным козырьком до самых глаз. Благо, лето было прохладным да дождливым, и это не вызывало вопросов. Мало ли, у кого какие привычки?

Охота на чудеса
— Жека… — это ее несмело окликнули со спины. И она только тогда различила, что с тихим «стрекозиным» стрекотанием ее велика сливается еще одно — чужого. Нехотя притормозила, давая мальчишке понять, что можно догнать, пристроиться рядом. Ни людей, ни машин на этой узкой мощеной камнями улочке все равно не было. Как, впрочем, не было и тротуаров. Вместо них по бокам дороги тянулось какое-то недоразумение, едва в шаг шириной. Естественно, ехать приходилось прямиком по проезжей части. Вернее, в данном случае, по непроезжей.

Вообще на удивление пустой оказался городишко, просто рай до велосипедиста. И много в нем было странно переплетающихся, узких улиц, со старыми домами и кованными заборчиками, под сводом ветвей огромных деревьев. По вечерам, когда неярким и теплым светом зажигались фонари, городок становился сказочным. Набегавшаяся за день Женька не могла усидеть дома после девяти вечера. Город звал ее, и она откликалась на его зов. Выволакивая велик каждый раз так стремительно, словно сбегала из дома.

И ложились под колеса старые, незнакомые улицы — Женька ездила всегда без цели, просто так. Не намечая маршрута, и сворачивая с самых неожиданных местах, распахнутой душой впитывая в себя то мелькнувшие резные наличники, то забавный рисунок на заборе, то странную кладку мостовой, складывающуюся в узор. Прелесть в таких «покатушках» была совсем иной, чем в стремительной езде со стаей. Тихим и сказочным становился мир.
Про себя она называла вечерние свои поездки «охота на чудеса», но призналась в этом только один раз — тете Ольге. И вот… скажите на милость, откуда это стало известно какому-то мальку? Она прищурилась, словно это могло помочь вспомнить, как зовут пристроившегося сбоку мальчишку, чей жаркий шепот только что выболтал ее секрет сидящему на заборе коту:
— Говорят… ты чудеса ищешь?
Женьке показалось, что кот покосился на нее с явной усмешкой. Впрочем, он быстро остался далеко позади. Она помолчала, ожидая продолжения, но безымянный малек тоже молчал, только дышал часто — не то от волнения, не то не справляясь с заданным ей темпом. И тогда она перестала вертеть педали, позволив велосипеду ехать практически самостоятельно, неторопливо. И обронила — грубовато и насмешливо-неопределенно, как всегда говорил Жека:
— Ну и?
Эту короткую фразу можно было понимать как угодно: «Ну и пусть говорят, мне-то что с того?» или «Ну и ищу, тебе что за печаль?». Мальчишка явно выбрал второй вариант. Тормознул, заставляя и Женьку остановиться. И стоял — тоненький, освещенный фонарем от кроссовок до растрепанной макушки, едва доставая до асфальта, и от этого какой-то вытянутый и напряженный, словно тетива лука. Смотрел не на Женьку, а на трещину, змеящуюся у самых колес велика:
— Я… знаю одно место…
В голосе был и вопрос, и робкая просьба: «Тебе интересно? Поедешь со мной? Поверишь мне?». И в то же время Женька, словно подключившись к мальчику нервами, ощущала, что он совсем не верит, что великолепному и взрослому Жеке будет интересен его секрет. И он сам – «малек», носящий несовременный, какой-то детсадовский матросский костюмчик.
И все же мальчишка стоял, глядя себе под ноги, и ковырял кроссовкой камни брусчатки. Насуплено и как-то обреченно он ждал отказа. Она хотела тронуть его за плечо, успокоить. Но… она была не Женькой, а Жекой. Женьке, девочке, он бы и не доверил свой секрет. И потому она лишь коротко обронила:
— Показывай, Лень.

Да, она узнала его, хотя до сих пор путала «мальков», кое-как отличая лишь по разноцветным футболкам. А в прошлый раз он был одет не так парадно, и не напоминал печальных глазастых мальчиков со старых открыток. Но Женька приметила, наконец, бинт на руке, почти скрытый рукавчиком матроски. Уже тогда, бинтуя его, она знала, что самой «зловредной» станет эта, совсем небольшая с виду, но очень уж глубокая царапина. Сочащаяся наиболее крупными каплями крови — почти черными. Женька, боясь, что ранку придется шить (и тогда это несчастное создание точно долго не выпустят на велике), даже шепотом попросила ее тогда: «Не крови… пожалуйста». Начисто выпадая из образа грозного Жеки. И кровь унялась, словно послушалась. Ленька заметил, распахнул удивленные мокрые глаз, приоткрыл рот… но ничего не спросил. За что она была ему благодарна.
Что ж, долг платежом красен — она тоже не стала ничего спрашивать у малька сейчас, легко, словно так и надо, пристраиваясь за ним «ведомой». Велосипеды побрякали на ухабах, и дружно, как ночные жуки, загудели, набирая скорость — дорога вновь шла под уклон. Путь оказался не близким. И не в том даже дело, что было именно далеко, но складывалось ощущение, что малек толком не знает, куда ехать: Леньчик часто притормаживал, словно раздумывая, куда свернуть, а пару раз им даже приходилось возвращаться.
— Эй, мелкий, дорогу забыл?
Женьке было обидно. Она уже почти поверила в то, что будет чудо. Пусть не настоящее, пусть «маленькое»: какое-то странное место, может быть, старинное (совсем старинное, даже для этого старого городка), или интересное своей акустикой, росписью, еще чем-то… но пока было лишь бестолковое метание по городу — только возьмешь разгон, как приходится «спотыкаться». И Жека, живущий в девчонке, сердился. Потому и вопрос вышел не ласковым.
Но Ленчик не обиделся и не смутился — лишь сердито мотнул головой:
— Я ищу Привратника. Он всегда в разных местах прячется… О! Да вот он!
Ленчик вытянул вперед руку, невоспитанно показывая пальцем на серую трансформаторную будку (при этом он не снизил скорости).
Женька посмотрела, и вздрогнула: около будки стояла темная фигура в каком-то балахоне. Размытым белым пятном виднелась клювастая птичья маска.
Честно сказать, она чуть не сыграла с велика от внезапного и резкого страха. Но все же удержалась. Лишь нажала рычажки тормозов. Ленчик уехал далеко вперед, что было странно. Разве не этого самого Привратника он собирался ей показать? И она одна замерла перед рисунком, что только что казался объемной, и, более того, живой фигурой. Темный балахон… маска, как на картинках в учебнике — иллюстрации об эпидемии чумы. Плоская черная шляпа с полями. И… на полях ее растут одуванчики. Желтые, яркие. Разбивая своей жизнерадостностью весь этот черно-белый ужас. На полях был еще и город с темными старинного вида домами и башнями. Привратник носил на себе целый маленький мир. Одна рука у него, кстати, была не дорисована — отведенная в сторону ладонь, в которой что-то должно было быть. Должно… да не успели нарисовать. Женька с грохотом уронила велик. Подобрала мелок, валявшийся, как нарочно, на тротуаре… и в темноте, на пару с маской, забелела связка ключей.
— Что ты наделал, Жека! — рванулся испуганный крик. Ленчик тоже бросил свой велик — и в темноте трескучей дробью стучали его ботинки — он бежал к ней со всех ног, и прижимал руку к ребрам, дышал часто, со всхлипами. Остановился, согнувшись и уперев ладони в колени. Посмотрел на нее через упавшие на глаза пряди светлых волос:
— Что ты наделал… Привратника нельзя дорисовывать! Если он получил то, что хотел, то больше не придет ни на один забор! А мы больше никогда не попадем… не попадем…
— Куда?
Маски прирастают. Женьке было одиноко и страшно сейчас. Но вопрос вышел насмешливым и пренебрежительным. Вопрос Жеки. Ленчик прикусил губу. Разогнулся. И пошел к своему велику, не оглядываясь:
— Идем. Сам увидишь.


Что ж, пришлось опять вести велик «в поводу», как смирную лошадку. Впрочем, так было даже лучше — они ступили на дощатый, щелястый тротуар. «Откуда здесь такой?» — тихонько удивилась про себя Женька. Приходилось быть очень внимательной. Чтобы колесо не угодило в одну из этих самых щелей. И потому сначала она смотрела только себе под ноги. А потом, рассердившись, глянула вперед, чтобы понять — скоро ли кончился это мучение?
И сразу забыла про все, только обалдело крутила головой, оглядываясь. То, что она видела, никак не могло существовать здесь, в этом городе. Но вот — существовало. Словно этот самый привратник открыл им с Ленчиком какую-то неведомую дверь, они вышли в совсем иной мир.

Продолжение: babiki.ru/blog/obitsu/93781.html

В ролях:
Женька — Женька (Obitsu 21 см, молд Харуха)
Лёнчик — Дилька (обитсу 11 см, молд Маленький эльф)
  • Ксения Манахова

    Ямогу: Создаю на заказ как полный образ ООАК, так и отдельно перерисовку лица и/или делаю полную прошивку. Рисую в реалистичном стиле.

  • AmoreMio

    Ямогу: Прием заказов временно закрыт =(

Обсуждение (9)

Анна, очень интересно! По стилю на Крапивина похоже:) Пошла читать продолжение…
Спасибо )
По-моему, мне только про одну писанину не сказали «на Крапивина похоже» ) Что делать — я на его книгах выросла, видимо, это сказывается )
Хотя, конечно, для меня это всегда комплимент )
  • Nita-S
Не надо так неуважительно о своём творчестве — это не «писанина»! По-моему, Крапивин создал своё направление в литературе для детей и подростков, и вы, Анна, очень плавно в него влились. И, да, я тоже выросла на его книгах, особенно, учитывая то, что Крапивин живёт в нашем городе :)) я всё пыталась, описываемые в книгах места опознать:)) Вот, это чудо, этот параллельный мир, как-то пронзил меня в детстве насквозь, и до сих пор иногда возникает на мгновение :)) читаю ваши рассказы — и он вновь оживает:)) Спасибо!
Это не неуважительно) речевая привычка. Все, что пишется — писанина (для меня тут нет негативного оттенка, мы так называли свои газетные материалы в пресс-центре (не прям вот аналог Крапивинской «Каравеллы», но нечто близко) в моем пионерском детстве)
Бывали и вашем городе, кстати — в гостях у «Каравеллы». Правда, мне тогда 5 лет было)

А недавно в Севастополе тоже искали «Крапивинские места») прошлись по Шестой бастионной, нашли площадь Корронад) Да и по самим бастионам погуляли — по всей линии обороны. Это уже с сыном. Передача, так сказать, любимых книг и связанных с ними мест.
  • Nita-S
Ань, какая вы умничка! А у меня пока не получается сыну книги читать, которые мне интересны были :(( То «Ску-ко-тень!», то «Страшно!» Ему сейчас семь с половиной, может, дорастёт ещё?
Может ) По-моему, тут не угадать. Когда, что зацепит — темный лес. Моему 12. Год назад, насмотревшись на меня, попробовал читать «Дом, в котором...». Ничего не понял и бросил. А в этом году вдруг вспомнил о книге и прочел. А теперь вот перечитывает еще раз. Чую — будет читать и в третий.
У Крапивина читал многое, но перечитывает только цикл про Джонни Воробьева. А часть книг Командора читать отказывается и по первому разу: «Конечно, интересно. Но потом».
Услышав о Зоне и сталкере по своему почину посмотрел «Сталкера» Тарковского (!!!) и таки досмотрел до конца, хотя мы с мужем спорили, на какой минуте «сольется». Потому выспросил, по какой книге снято, где эта книга стоит, посмотрел на «Пикник на обочине», даже не полистав, и кивнул: «Почитаю. Потом».
Начал «Хроники Амбера», дожил книгу до конца первого тома, сыграл в ролевку по ней и отказался читать второй.
Читал «Хоббита», под впечатлением посмотрел «Властелина колец» (и очень любит). А читать саму трилогию отказывается на отрез.
Что называется, «пойди пойми» )))
  • Nita-S
12 — самый такой возраст, когда мировоззрение формируется… человек ещё не взрослый, но, и не ребёнок уже. Сложное времечко:)) А я радуюсь, что пока ещё обнять сына можно, потискать и поцеловать:))) А читаем пока с огромным удовольствием Астрид Линдгрен:)))
Ее и в 12 не поздно ) Например, «Братьев Львиное сердце»
  • Nita-S
Стыдно признаться, но эту книгу я и сама не читала ещё:))